ФЭВЛ - психотип «дюма»

( психологический портрет из книги А.Ю.Афанасьева
«Великие поэты и писатели»
Александр Дюма – отец. Александр Дюма – сын.
Овидий Назон Публий
Джордж Гордон Байрон )
ФИЗИКА("собственник")
ЭМОЦИЯ("актер")
ВОЛЯ("мещанин")
ЛОГИКА("школяр")

Носитель психического типа «дюма» – интереснейший собеседник и актер, обаятельный и располагающий к общению, внешне привлекательный и красивый человек. Он - одаренный, способный и всегда в чем-то талантливый человек.

Человека психотипа «дюма» друзья часто называют «красавчиком» или обаятельной красоткой (отмечают некую вульгарность), человеком-праздником, артистом. Удовольствия, застолье, материальное благополучие, положение в обществе для него важнее духовных и социальных ценностей.

Внутренняя установка носителей типа «дюма»: деньги, плотские наслаждения правят миром, много денег не бывает, счастье - в количестве денег и материальных объектов, находящихся в собственности. Со всеми можно договориться при помощи личного обаяния.

«Чувственный и чувствительный …он гипнотически привлекателен в своей сексуальности и знает это» ( с.248).

В обычном общении «дюма» - отличный собеседник, артистичный, эмоциональный и завораживающий рубаха - парень. Для него характерно здоровое чувство юмора. Он эмоционально раскованный человек. Его эмоции свободны и адекватны моменту общения, и он всегда умеет сказать то, что нужно. Он хороший актер, легко входит в доверие и интересуется разнообразными вопросами и проблемами.

Человек типа «дюма» внутренне не уверен в себе. Это основное противоречие и раздвоенность он тщательно скрывает от окружающих. Сам себе с трудом признается в этой двойственности мироощущения, корысти, недоброжелательности к людям, которые, как ему кажется, не понимают его - человека неординарного и талантливого. Он склонен ко лжи – это проверенный инструмент самозащиты. Он плохо спит по ночам, мечтая о продвижении по карьерной лестнице, о признании и славе. Но в реальности его поступки часто носят половинчатый характер, и он чаще не достигает поставленных целей в карьере. Это происходит от внутренней неуверенности проблемной третьей воли. Он сложный человек с трудным характером, ему бывает нелегко, поэтому часто раздражается, мстит, злится, обижается на весь мир, в том числе и на себя! В душе он остаетесь ранимым подростком, который нуждается в добром и мудром родителе.

По призванию носители психотипа «дюма» часто – политики, адвокаты, артисты шоу-бизнеса, актеры театра и кино, писатели, продавцы и директора торговых структур, риэлторы, мошенники (например, брачная афера - поголовное и беспроигрышное хобби данного психотипа).

Александр Дюма – отец. Александр Дюма – сын.

ФЭВЛ - психотип «дюма»

( психологический портрет из книги А.Ю.Афанасьева
«Великие поэты и писатели»
Овидий Назон Публий
Джордж Гордон Байрон )

Александр Дюма-отец - великий французский романист, мастер приключенческого романа. Родился в 1802 году, умер в 1870. Автор бесчисленных пьес и романов, общим числом насчитывающих сейчас около 1200 томов. Но наиболее прославившим его романом были и остаются знаменитые «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо».

Александр Дюма-сын - известный французский драматург (1824-1895). Автор нескольких романов, повестей, драм, среди которых самым прославленным произведением является роман «Дама с камелиями», переделанный в одноименную пьесу, доставившую писателю всемирную известность.


Дюма-отец - сын наполеоновского генерала Тома-Александра Дюма, мать которого (бабушка писателя) была негритянкой. От отца Дюма-отец унаследовал исключительную энергию, пылкий темперамент и атлетическое сложение. Мать его, Мария-Луиза Лабуре, была простая женщина, дочь владельца и содержателя гостиницы. Александр Дюма - отец вырос в эпоху наполеоновской эпопеи. Он, надолго пережившей ее наполеоновские легенды, полностью воспринял дух времени, культ геройства и мятежного индивидуализма, сильных «страстей наперекор рассудку», потому-то так ярко отразил идеалы тогдашней Франции в своем творчестве и своей жизни. После смерти генерала Тома-Александра Дюма, попавшего в немилость к Наполеону за республиканские взгляды, вдова Мария-Луиза с двумя детьми осталась без средств к существованию и не смогла дать сыну приличное образование. Будущий писатель Дюма-отец восполнил этот пробел чтением. Он рано стал увлекаться такими немецкими романтиками как Новалис, Фридрих Шлегель, Тик, Гейне, а также Вальтером Скоттом и Уильямом Шекспиром (хотя и в плохих на то время французских переводах и переделках). Рано и муза заговорила в нем: он стал писать для сцены пьесы, занимая скромное место клерка в нотариальной конторе. В 1822 году Дюма переселился в Париж, получил место в канцелярии герцога Орлеанского, познакомился со знаменитым актером Тальма и все душой отдался театру. Начало славы Дюма-отца положила пьеса «Генрих Третий», имевшая огромный успех и знаменовавшая торжество романтизма на французской сцене. Она принесла автору 50000 франков, и Александр Дюма-отец стал вести широкий, шумный и веселый образ жизни. Так велики были и более поздние заработки, что только легендарная расточительность, необузданность его фантазий, проявлявшаяся в жизни, как и в творчестве, довели его в конце жизни до разорения и нужды.

Чудовищная плодовитость Александра Дюма-отца в драматургии и литературе со временем навлекли на писателя многочисленные судебные процессы его бесчисленных сотрудников, оспаривавших авторство романов и пьес. Сам Дюма признавался не без гордости, что у него было столько сотрудников, сколько у Наполеона было генералов. Однако, каковы бы ни были отношения между писателем и его сотрудниками, сколько бы они ни работали на него, только Дюма, благодаря своей пылкой фантазии и своей чуткости к духу времени, мог объединить все, выходившее в свет под его именем, в стройное целое, отмеченное его индивидуальностью.

Огромное количество вышедших за подписью Александра Дюма-отца томов (около 1200) выдвинуло со временем в еще более острой форме вопрос о помощниках писателя. В процессе 1847 года доказано было, что за один год Дюма напечатал под своим именем больше, чем самый проворный переписчик мог бы переписать в течение года, если бы работал без перерыва днем и ночью. Нельзя не заметить, однако, что, как и пьесы Дюма, романы его имеют несомненное «фамильное сходство». Помимо смены вечно новых и разнообразных инцидентов, в них чувствуется общий характер торжествующего индивидуализма, удали, веселья и беззаботности, что ярко и убедительно отражает личность самого автора.

В героической эпопее о похождениях трех мушкетеров Александр Дюма-отец создал вполне определенный тип дАртаньяна: остроумного, веселого и храброго гасконца, беззаветно преданного друзьям и, вместе с тем, прекрасно отстаивающего свои интересы.

Любимые герои Дюма-отца - доблестные искатели приключений, гордые красавцы, любители вина, карт и женщин, смелые и здоровые, мгновенно хватающиеся за шпагу при каждом удобном и неудобном случае. Этот тип, с небольшими вариациями, повторяется во всех романах Дюма и составляет центр интриги.

В сравнении с ним женские фигуры в романах под рукой писателя слабы и бледны, так же как и в его драмах. «Исторические» романы столь же фантастичны у Дюма, как и авантюрные романы. Исторический сюжет служит только, по его собственному выражению, гвоздем, чтобы повесить на него картину.

В своих мемуарах Дюма - отец с большой откровенностью, доходящей до цинизма, рассказывает о своей жизни и жизни своего сына, с которым он был в большой дружбе. Старость Дюма была печальна, он сделался бедным, обремененным долгами, и жил в уединении. Когда, уже на смертном ложе, к нему в руки попали «Три мушкетера», он заплакал.

Еще одним, но нелитературным произведением Александра Дюма-отца явился Александр Дюма-сын. Мать его была простой работницей, и ей он обязан практическим здравомыслием, сделавшим его проповедником общественной морали. Отец Дюма-сына привязан был к нему нежной любовью, превратившейся со временем в духовную близость и дружбу. Под влиянием среды, окружавшей отца, Дюма-сын стал жить веселой, светской жизнью, которую потом описывал и обличал в своих пьесах. Когда он вскоре запутался в долгах, отец дал ему совет последовать его примеру: работать для расплаты по обязательствам.

В 1848 году появился прославивший Дюма-сына роман «Дама с камелиями», переделанный им очень быстро, буквально в одну неделю, во всемирно-известную драму. Прообразом для героини Маргариты Готье послужила актриса Мария Дюплесси, которую Дюма-сын знал лично. Некоторые эпизоды драмы написаны с натуры. Дюма задумал «Даму с камелиями» не как оправдание «падшей женщины» в том смысле, как понимают и проповедуют «жалость к падшим» русские романисты. Дюма-сын относился критически к «жрицам любви», и самоотверженная Маргарита Готье была в его глазах не общественным типом, а психологическим ислючением. «Даме с камелиями» пришлось выдержать упорную борьбу с цензурой, находившей пьесу «безнравственной». Она попала на сцену только в 1852 году.

После ошеломительного успеха Дюма сын сосредоточился на написании психологических драм, некоторые из которых были отголоском его личных переживаний. В этих произведениях, снабженных в печати обширными теоретическими предисловиями, Дюма-сын проповедовал систему общественной морали, в основу которой он закладывал «оздоровление семьи». Он был сторонником развода, как средства искоренить ложь в семейных отношениях; он стоял за охрану прав жены и матери, за право незаконнорожденных детей, требовал уважение к женщине и стоял за супружескую верность мужа. В то же время он, суровый обличителем женской измены, своим знаменитым «Убей ее!» дал жестокий совет опозоренному мужу. Блестящие и злые афоризмы Дюма-сына в его пьесах тоже немало содействовали успеху его пьес, обнаруживая глубокое понимание жизни и людей. Дюма-сын был дважды женат. Его первой женой была русская, Наталья Нарышкина.

Овидий Назон Публий

ФЭВЛ - психотип «дюма»

( психологический портрет из книги А.Ю.Афанасьева
«Великие поэты и писатели»
Александр Дюма – отец. Александр Дюма – сын.
Джордж Гордон Байрон )

Великий римский поэт. Родился 20 марта 43 года до н.э., умер около 18 года н.э. Автор любовных элегий и посланий. Проникнутые юмором и иронией дидактические поэмы «Наука любви» и «Наука от любви» составили славу Овиди, как величайшему поэту любви. Мифологический эпос «Метаморфозы (о «превращениях» людей и богов) и «Фасты» (о римских религиозных праздниках) прославили Овидия как знатока античных древностей и мифов.


«Имел он песен дивный дар и голос, шуму волн подобный», - эти пушкинские строки невольно приходят на память русскому читателю, едва он слышат имя Овидия. Овидий Назон - поэт очень легкий и очень трудный. Он легкий потому, что речь его изящна и ясна, фразы и стихи текут естественно и непринужденно, а предметы его легки и доступны. Есть поэты, читая которых читатель чувствует: «Как это великолепно, я никогда не мог бы так сказать», -таков Вергилий. Он трудный потому, что есть поэты, над строками которых читателю кажется: «Как это просто, я и сам бы сказал так, а не иначе», - таков Овидий, но в этой легкости кроется и трудность.

Рассказ Овидия льется так прозрачно и естественно, что мы перестаем видеть поэта, и видим только предмет его рассказа. Овидий писал о лёгкой любви и о занимательной мифологии, и три эпохи европейской культуры принимали или отвергали его в зависимости от того, считали ли они, что любовь должна быть легкой, а мифология занимательной, или нет. Каково было отношение и к любви, и к мифологии самого Овидия - это казалось очевидным, и об этом не задумывались. Поэтому так неожиданно нелегко, оказывается, нащупать путь к пониманию поэзии Овидия - такой, казалось бы, несложной и доступной. Она не дается сразу - по крайней мере, нужно не раз и не два приступать к ней, чтобы сквозь блестящую поверхность стиха проникнуть в его глубину.

Первое, что естественно хочется современному читателю увидеть в стихах поэта, - это его душевный мир и жизненный путь. Мы давно привыкли относиться к поэзии как к «исповеди сердца» и видеть в ней вернейший ключ к внутренней жизни поэта. А у Овидия в жизни были и безмятежная молодость, и загадочная катастрофа, и томительная казнь - долгие годы ссылки. Сам поэт, казалось бы, идет навстречу нашим интересам: он даже прямо сообщает нам в «Скорбных элегиях» свою автобиографию в стихах, связную и подробную.

Овидию было четырнадцать лет в год триумфа императора Августа(Гай Юлий Цезарь Октавиа́н Август). Как раз в это время обудущий поэт справлял свое совершеннолетие – «надевал взрослую тогу». События минувших тревожных лет гражданской войны, по-видимому, прошли мимо него. Гражданский мир для него сразу стал чем-то само собой разумеющимся - естественной обстановкой, позволяющей человеку жить в свое удовольствие, оставляя государственные заботы другим.

Иначе смотрел на это отец Овидия. Он был из сословия всадников - людей богатых, но до самых последних лет, не имевших доступа к политической карьере. Теперь он мечтал о такой карьере хотя бы для сына. Но Овидий из отвращения к политике мечты отца похоронил.

Живя в Риме частным человеком, он занимался лишь тем, что доставляло ему удовольствие - словесностью и любовью. Любовь была главным предметом внимания молодых людей овидиевского возраста. В Греции, а потом в Риме давно сложился обычай, что лет до тридцати молодым людям давали «перебеситься», а потом они женились и остепенялись. Но ко времени Овидия этот юношеский период дозволенного беспутствования стал затягиваться. Столетие гражданских войн поселило в молодежи страх и недоверие к «взрослому» миру интриг и усобиц. Куда приятнее было уйти в частную жизнь, в мир любви и дружбы. Для Овидия и его сверстников такая жизнь была бесконечно привлекательна. Старшее поколение, конечно, негодовало и говорило об упадке нравов. Отец Овидия нарочно поторопился женить сына, чтобы уберечь его от соблазнов, но из этого ничего не вышло. Отец ошибся. Овидий не расстался с прежними привычками и, будучи женат, находился в связи с женщиной, которую воспевал в своих стихотворениях под именем Коринны. В своей автобиографии, впрочем, он обвиняет не себя, а жену:

«Чуть ли не мальчиком мне недостойную женщину дали
В жены, но с ней мой брак краток, по счастию, был».

Овидий развелся с женой и женился вторично, но и второй брак был неудачен. Почему – неизвестно. Овидий не считал ее виноватой перед собой. Причину нужно искать в легкомысленности самого поэта, тем более, что о разводе хлопотал не он сам, а родители жены, несмотря на то, что от Овидия у нее было двое детей. Он остался жить в своем полусвете, радостно повинуясь его законам: «Сердце мое вспыхивало от малейшей искры, но дурной молвы обо мне не ходило никогда».

Такова была жизнь многих сверстников Овидия, но только у Овидия она стала поэзией. Для этого нужна была еще одна составляющая, наименее поддающаяся научному определению, - это поэтическое дарование. И оно оказалось у Овидия исключительно сильным. Именно как поэт «дарования», поэт «божьей милостью» прославился он на всю античность.

Еще ребенком он заметил в себе склонность к стихосложению («…что ни хотел я сказать прозою, стих выходил…»), а юношей научился ею пользоваться и больше доверял тем стихам, которые складывались у него сами, нежели тем, которые сочинялись по правилам. Впервые с чтением своих стихов выступил в восемнадцать – «раз или два лишь побрившись». Стихи его сразу были замечены, и он легко вошел в круг поэтов - тех самых, на которых, по его наивным словам, он смотрел, как на богов.

Первое издание «Любовных элегий» Овидия вышло в 15 году до н. э. и сразу принесло поэту громкую славу. «Певец любви» стало нарицательным именем его автора. «Любовные элегии» были, так сказать, «практикой любви». Для полноты охвата темы нужно было еще написать «теорию любви» и «историю любви». «Историей любви» стала книга «Героиды». Это цикл стихотворных посланий от лица мифологических героинь к покинувшим их возлюбленным. «Теорией любви» стала поэма «Наука любви» в трех книгах: в первых двух - советы мужчинам о том, как найти, завоевать и удержать при себе возлюбленную; в третьей - советы женщинам, как привлекать и обманывать мужчин.

Дом Овидия стоял в центре Рима, но был еще загородный дом, где он слагал свои стихи. Жил он хлебосольно, не зная счета друзьям, и пользовался всеобщей любовью. Все признавали, что Овидий - первый поэт Рима, потому что Вергилий и Гораций были уже в могиле, а из остальных римских поэтов никто не мог и подумать равняться с Овидием. Когда Овидий начинал свои элегии, ему не было и двадцати лет, а когда, около 2 года н.э., он заканчивал свою любовную трилогию, ему было уже около сорока пяти. «Наука любви» написана с подлинно юношеским изяществом, задором и блеском.

Однако на самом деле Овидий давно уже не был таким легкомысленным повесой, к какому он адресовал свою поэму. Он женился в третий раз на Фабии, вдове из хорошего рода, и с этой минуты жизнь его переменилась. О прежнем разгуле не могло быть и речи, и такую перемену необходимо отнести на счет его жены, которая была превосходной женщиной и преданной подругой, не изменившей ему до конца жизни. Принадлежа к знатному роду, она сблизила его со двором. Любя поэзию, она благоприятно влияла на его талант и очень гордилась его славой. До выхода замуж за Овидия, она уже была замужем и имела взрослую дочь, что, вероятно, играло немалую роль в ее отношении к мужу. Овидий говорил о ней с умилением при перечислении своих жен:

«Третья, со мной неразлучно прожившая долгие годы,
Ссыльного даже женой не отказалася быть».

Упоминание о себе как о «ссыльном» в данном случае – автобиографический факт (о чем будет подробнее сказано ниже). Пока же отметим, Овидий действительно умер в изгнании. Жена не последовала за ним, но только потому, что этого желал сам поэт. Ему, похоже, хотелось иметь в Риме человека, который сохранил бы от расхищения имущество поэта. И Фабия безукоризненно исполнила поставленную задачу, как свидетельствует об этом сам Овидий:

«Ты, как опора надежная, дом мой спасла от паденья,
Что не погиб я совсем, тем я обязан тебе:
Многие счастьем разбитым моим поживиться желали,
Ты только сделать могла, что я не нищ и не наг».

Удивительный пример Фабии стоит почти одиноко в жизни великих поэтов древности. Немногие женщины до нее и потом сумели подняться на такую высоту самоотверженности и преданности.

После «Науки любви», Овидий задумал еще два труда: мифологическую поэму «Метаморфозы» и ученую поэму «Фасты». Слово «метаморфозы» означает «превращения»: под таким заглавием написал Овидий мифологическую энциклопедию в стихах, пересказав более двухсот мифов, в каждом из которых кто-нибудь превращался в растение, животное, реку или звезду. Слово «фасты» означает «календарь. Овидий хотел написать по элегии на каждый из многочисленных римских календарных праздников, помянув множество национальных богов, героев, римские храмы, древние обряды. Возрождение римской религиозной древности было одной из главных забот императора Августа, поэтому славословие в его адрес и в адрес его предков занимают немало места в «Фастах».

При отвращении Овидия к политике его восторженные славословия Августу могут показаться неожиданными и неискренними. Но это не так. Отстранясь от общественных дел, Овидий вовсе не думал уходить в оппозицию. Вершина его одухотворения жизни - поэзия, и Овидий гордился, что рожден поэтом. Но, конечно, все эти духовные блага становились возможны и доступны лишь тогда, когда кто-то питает и ограждает пользующийся ими мир, заботится о силе и богатстве Рима. Заботу об этом принимает на себя Цезарь Август - и поэтому нет таких похвал, каких бы он не заслуживал. Август дает возможность поэту творить, поэт увековечивает имя Августа в стихах, и все это делается во славу дорогой им обоим римской современности.

Так смотрел на вещи Овидий, но иначе смотрел на них сам император Август. Тот любовный быт римского света и полусвета, которым так наслаждался Овидий, казался Цезарю Августу нездоровым и тревожным явлением. Август уже не раз издавал законы о нравственности, крепившие брак, семью и древнюю строгость нравов, но законы эти оставались безрезультатными. Поэтому нельзя сказать, что вовсе неожиданным стал императорский указ о ссылке Овидия на берега Черного моря. Автор «Науки любви» был живым воплощением, глашатаем распутства, и оказался козлом отпущения, отвечающим за весь нравственный упадок римского общества.

Собственно, ссылка была смягченной формой наказания: не «изгнание», «высылка». Это ощначало, что Овидий не лишался гражданских и имущественных прав, ему лишь было предписано место жительство на дальней окраине империи, в городе Томы на берегу Черного моря (ныне Констанца в Румынии). По прибытии в Томы природное жизнелюбие взяло верх над отчаянием, старый поэт вновь почувствовал вкус к литературным занятиям. Переработка «Фастов» связывалась для поэта с последней надеждой на возвращение из ссылки. Дряхлый Цезарь Август умер, были слухи, что в последнее время он смягчился к Овидию, но теперь это было все равно: преемник Августа Тиберий, мрачный и строгий политик, был неумолим. Однако у Тиберия (Тиберий Юлий Цезарь Август) был приемный сын Германик, молодой полководец, славившийся благородством и вкусом. Поскольку он сам писал стихи, то не мог ни чтить Овидия. Приезд Германика ожидался в провинции, и Овидий хотел поднести ему «Фасты» с посвящением, но закончить работу поэт не успел. Ему было шестьдесят лет, ссылка изнурила его. В конце 17-о или начале 18 года н. э. он умер. Его похоронили в Томах. Последнее его желание «чтобы на юг перенесли его тоскующие кости», не сбылось.

Джордж Гордон Байрон

ФЭВЛ - психотип «дюма»

( психологический портрет из книги А.Ю.Афанасьева
«Великие поэты и писатели»
Александр Дюма – отец. Александр Дюма – сын.
Овидий Назон Публий )

Величайший английский поэт. Лорд, пэр Англии. Родился 22 января 1788 года в Абердине (Шотландия), умер 19 апреля 1824 года в Миссолонги (Греция). Поэт безмерного дарования и славы, имевший такое сильное влияние на современников, что вся тогдашняя эпоха была окрещена эпохой Наполеона и Байрона. Психический тип (по Афанасьеву) «дюма».


Отец поэта, Джон Байрон, принадлежал к стариннейшему из английских родов. Он закончил военную французскую академию, поступил в гвардию и участвовал в американских войнах. За бешеный характер, безумные поступки и невероятное количество долгов его прозвали Безумный Джек. Вдовцом с маленькой дочкой, Августой Байрон (которой предстоит занять значительное место в судьбе сына - поэта) на руках, он женился на богатой наследнице, мисс Кэтрин Гордон Гайт. Мать Джорджа не могла похвастаться красотой, но была «горда как Люцифер» своим родом, еще более старинным, чем род мужа, родом Гордонов, восходящим к королям Шотландии.

Молодые отправились в прекрасное поместье Гайтов и были встречены весьма неприветливо родными и друзьями Гордонов. Капитан Байрон принес с собой в эту пуританскую деревню свои безалаберные привычки. Все ночи напролет в поместье танцевали и кутили. Шотландцы относились с презрением к англичанину, который пускал по ветру шотландское наследство. Они осуждали безумную наследницу, которая считала себя красавицей, рядилась в шелка и перья, прикрывала слишком короткую шею драгоценностями и дала себя одурачить, выйдя замуж за человека, которому нужны были только ее деньги. Анонимные стихоплеты открыто говорили об этом:

«Из Англии приплелся
Гуляка и злодей,
В Шотландии не знают.
Как звать его, ей-ей!
Он женщин соблазняет,
Не платит по дворам
И Гайтов все богатства
Развеет тут и там».

Стишок оказался пророческим. Капитан Джон Байрон пустил по ветру все наследство жены и практически исчез из ее жизни, когда денежный ручеек иссяк.

Джордж Байрон родился на родине матери, в Абердине. Ребенок был так же красив, как его отец, но как только начал ходить, мать с ужасом обнаружила, что он хромает. Ступни были правильной формы, ноги одинаковой длины, но как только он ступал, нога подвертывалась. Он мог стоять только на носках. Консилиум врачей установил, что причиной этому является неправильное положение при родах (результат чрезмерной стыдливости миссис Байрон) – связки щиколоток, по-видимому, были парализованы. Абердинский доктор списался со знаменитым лондонским акушером. Тот заказал для ребенка специальную обувь и послал в Шотландию, но малютка Байрон все же продолжал хромать. Позднее хромота сильно отозвалась на судьбе и характере поэта. Один знакомый Байрона передавал следующие его слова: «Если это, - он подносил палец ко лбу, - возносит меня над людьми, то это (показывая на свою ногу) ставит меня ниже всех других».

Поразительно красивый, темноруссый, голубоглазый мальчик, к которому перешло с двух сторон тяжелейшее историко-родовое наследство, провел беззаботно свое детство. Живописная глушь, море и величаво-живописные горы, близость к деревенскому народу, почти плебейская простота быта, развитие сил на воле, первые уроки чтения, неприхотливая начальная школа – своеобразное вступление будущего поэта в жизнь с ее мировой ареной, бурями и страстями. Оно украшено и необычно рано вспыхнувшей любовью, и восторженными импровизациями, и первыми поэтическими опытами. Две смерти (одна за другой, в смежной линии родословной семьи) перенесли на десятилетнего мальчика титул лорда, обладание родовым замком, роль главного представителя рода Байронов. Волнение честолюбия и суетность, пробудившие притязания на почетное положение избранника, были ответом на эту волшебную перемену. Шотландскому отшельничеству наступил конец. Переезд в Англию, водворение в романтическом, запущенном дедовском поместье, «Ньюстедском аббатстве», были словно началом новой жизни.

Далее последовало поступление в аристократический колледж Харроу. Там маленький лорд заявил себя личностью, страстно увлекающейся в любви и в дружбе, не знавшей пределов в грезах и одиноких думах. В то же время, он был способен стать вождем сверстников. Появились запросы на чтение и самообразование с острыми впечатлениями несовершенств и противоречий жизни, с юношеским личным горем, разочарованиями, борьбой с тиранией матери. Все это он доверял стихам. Формы стихосложения были неопытными, заимствованные от одних манер к другим от античных поэтов до стихотворцев ХVIII в.. Молодой Байрон превращал в лирические излияния факты своей жизни и личные размышления. Сильнейшее из всех его впечатлений, несчастная любовь к кузине Мэри Чэворт, вызывала свободные порывы поклонения, тоски, отчаяния, и именно тогда творческая поэта независимость пробивалась сквозь рамки условности.

Неудовлетворенность жизнью, неизгладимое сердечное горе, тягость общественного положения (с аристократическим декором при скудности материальных средств), хронические раздоры с матерью, обострявшиеся иногда с обеих сторон до бешеных вспышек, призывно возбуждали Джорджа Байрона к бравадам вопреки реальной несвободной жизни. Кембридж, сменивший Харроу, увлек его свободой студенческих нравов, распущенностью и жаждой острых наслаждений. Частые отлучки в Лондон, где его окружала более чем веселая братия, поддерживали это направление. И пошла по округе преувеличенная молва о безумном разгуле, об оргиях в Ньюстеде, где среди товарищей, одетых монахами, и кучками вакханок, всем руководит «аббат». И ходит вкруговую череп как кубок, с вырезанным на нем стихотворением во славу любви и кутежа.

Замысел большого путешествия созрел у Джорджа Байрона давно. Задолго до того, как он бросил опостылевший университет, он защищал перед родными и близкими план странствий, которые должны прекрасно продолжить его самообразование (тогда предполагалось даже посетить Россию). Позднее этот замысел был серьезно изменен. Свой путь поэт - странник решил направить в сторону от лживой и дряблой цивилизации: на европейские окраины, на Восток, не только ближний, греко-турецкий, но и дальний, в Персию, Индию, туда, где жизнь свежа, первобытна, к народам, в общении с природой сохранившим целостность и силу. Влияние идей его любимого философа Жан-Жака Руссо соединилось с боевым духом протеста против ветхих форм мнимо культурной жизни. В 1809 году в возрасте 21 года Ждордж Байрон покидает Англию. Полностью выполнить программу путешествий ему не удалось, но плавание от Англии до Константинополя оставило неизгладимый след в его душе. Он заболел Востоком, и эта восточная «бацилла» будет всегда жить в нем.

Полный впечатлений и дум, сильно продвинувшийся в своем развитии, возвратился Байрон после двухлетнего отсутствия домой. Судьба готовила ему ряд тяжких испытаний. Смерть матери, несколько утрат в его дружеском кругу, острые приступы сердечного горя, когда любимая женщина стала женой другого и узнала в браке лишь несчастье, оскорбительные выпады против него в печати, материальные затруднения – все сошлось в одной точке, удручая и возмущая его. Но блестящий луч внезапно прорезал беспросветный мрак, сгустившийся над поэтом. Не думая пока издавать свою написанную в дороге поэму «Чайлд - Гарольд» и уступив лишь настоянию друзей, пораженных ее красотой, Байрон показал ее своему будущему бессменному издателю Меррею. Тот пришел в восторг, немедленно издал две песни из поэмы, и получилось так, что, по словам Байрона, он однажды заснул безвестным, а проснулся знаменитым (1812 год). Лирика грусти и раздумья, пленительный образ странника, с его душевной болью, презрением к людям, но с культом свободы и возрождения, живые красоты экзотических стран, поэзия природы, гор, моря создали неслыханный успех.

Чудесная восточная оправа в «Чайлд - Гарольде» вызвала жажду новых сказаний в восточно-экзотическом духе. За самим Гарольдом чудились новые, близкие ему, образы независимых личностей, отрясающих с себя ветхий мир. Лихорадочно отзываясь на эти запросы Байрон с быстрой сменой сюжетов, но с оттенками одного и того же героического образа, пишет (на манер сериала) одну за другой несколько героических поэм: «Гяур», «Корсар», «Невеста Абидосская». Люди, страсти и природа Востока заполнили их, а черты центральной личности в ее мятежном протесте, становились все мрачнее. Они раскрывали не только свободную работу мысли и властное проявление индивидуальности, но и загадочную таинственность прошлого. Это прошлое тяжелым гнетом лежало на совести преступного мщения людям и судьбе, облеченного в форме «разбойничьей романтики». Время от появления «Гарольда», с 1812 до начала 1815 года, осталось навсегда периодом высшей славы Ждорджа Байрона в отечестве. «Моя пора пришла, - вспоминал он потом, - что ж, у меня все же была своя пора!»

С появлением «Чайлда Гарольда» в личной жизни поэта начинаются очень значительные перемены. Мучительная связь с леди Каролиной Лэм истощает его душевно и морально. Параллельно завязываются романы с двумя женщинами, отношения с которыми станут пожизненным крестом поэта. Это – сводная сестра Байрона, Августа Ли (урожденная Байрон), и леди Аннабелла Мильбенк (будущая жена поэта).

Со сводной сестрой дело скоро заходит так далеко, что 15 апреля 1814 года она рожает Байрону дочь Медору. Отец очень горд своим отцовством и пишет одной из своих наперсниц, предупреждавшей о тяжелых последствиях кровосмесительной связи, следующее: «О, это того стоило, я не могу сказать, почему, и это не чудовище, а если это будет чудовище, то по моей вине; я определенно решил исправиться. Но вы должны согласиться, что совершенно невозможно, чтобы кто-нибудь еще любил бы меня хоть вполовину того, как любит она, а я всю жизнь стремился убедить кого-нибудь полюбить меня, и до сих пор меня не любила ни одна – моего типа. Нет, правда, мы теперь будем благонравны. Мы, кстати сказать, уже и сейчас благонравны и будем продолжать так в течение трех недель и больше». Спустя несколько дней после рождения девочки он подарил сводной сестре Августе, супруг которой по-прежнему увязал в долгах, три тысячи фунтов.

Он любил ее больше, чем кого-либо отчаявшейся и неудержимой любовью. Он посвятил ей стихи, которые, может быть, были лучше всего того, что он написал прежде.

«Не вздохну, не шепчу, не пишу твое имя
Скорбный звук, заклейменный устами чужими,
Но слеза, что сжигает мне щеки огнем, -
Это мысли, что прячутся в сердце моем.
Кратки были для счастья и для успокоения
Те часы – их блаженство и их исступленье!
Отречемся, расстанемся, цепь оборвем –
И в разлуке утонем, чтоб вновь быть вдвоем.
Пусть тебе будет счастье, а мне – преступленье,
О, прости, мое сердце!»

Что должна была подумать об этом пламенном призыве застенчивая Августа? Конечно, ей льстило это. Она по-своему любила его. Разумеется, она прекрасно могла обойтись без того, чтобы иметь его своим любовником. Ей хотелось женить его, покончить с этим, но она была безвольна перед ним. Он был ее братом, и он был знаменит и богат. В ее стесненной и трудной жизни он появился как избавитель. Она подчинилась ему.

О том, чтобы с помощью брака переменить двусмысленную ситуацию, вызывающую ропот в обществе, подумывал и Байрон. Для поэта, душевно утомленного и разочарованного баснословным успехом у женщин, созданным его феноменальной славой, мысль о тихом счастье с существом, чуждым пустому и пошлому обществу, показалась светлым исходом, радостной переменой жизни. Байрон, на первый взгляд, сделал удачный выбор, остановившись на таком свежем полевом цветке как мисс Аннабелла Мильбенк. Она была воспитана в провинциальной глуши в дружной старинной семье. Одержав верх над опасениями и нерешительностью родителей, прослышавших о его бурной жизни, Байрон поверил встречному чувству девушки. Воспитанная в старозаветном духе, со склонностью к душеспасению, надеявшаяся спасти и возродить своего знаменитого мужа, Аннабелла очень заблуждалась по поводу его характера и взглядов. В этом неведении было даже что-то трогательное. Байрон оказался удивительным диагностом, сказав о ней: «Ее уверенность в собственной непогрешимости приведет однажды к замечательной ошибке…» В один из первых дней своей помолвки она писала: «При зрелом обсуждении я выбрала для себя наиболее подходящего спутника, способного поддержать меня на пути к вечности». Увы, это так естественно для молодых девушек, не ведающих еще страстей, принимать желаемое за действительное.

Свадьба состоялась 2 января 1815 года. Нервозность и неровность поведения Байрона едва ли не сразу же начали пугать молодую жену. Внезапные приступа его недомогания и сильного возбуждения наводили на мысль о душевном нездоровье супруга. Родители и их клика поддерживали это тревожное настроение, придавая каждому сообщаемому факту преувеличенное значение патологической жестокости, безнравственности, насилия. Когда у четы Байронов родилась дочь Ада, к заботам молодой матери присоединилось сознание великого вреда для ребенка, если его воспитанием займется столь неуравновешенный и безнравственный отец. Вокруг Байрона началась незаметная для него интрига с выслеживанием, шпионством, подсылкой к нему психиатров, добыванием его переписки. Влияние семьи на леди Анабеллу Байрон взяло верх над ее колебаниями и не заглохшей еще любовью к мужу. Под благовидным предлогом она покинула его, взяв ребенка, чтобы повидаться с родными. Окруженная ими и под их влиянием, она прямо пошла на разрыв. Окончательно развод оформляется в 1816 году.

Для жизни Джорджа Байрона в Англии наступают особенно тяжелые времена. Скандальный развод с женой, все более убедительные свидетельства преступной связи поэта с сестрой, предоставляемые зачастую самим несдержанным на язык Байроном, заставляют британскую аристократию отвернуться от своего собственного украшения. Его нигде не принимают, женщины глядят на него как на прокаженного, мужчины отказываются подавать руку. Разлившееся быстро по всему обществу обвинение в крайней безнравственности и поругании семейных основ, поставило Байрона на суд общественного мнения и приговорило его, не давая права на защиту. Отказывала в ней и семья жены, несмотря на все его настояния. Ему грозило даже судебно-медицинское признание его нравственно невменяемым. Когда душевно утомленный всем пережитым, он увидел перед собой ополчение, готовое во имя морали побить камнями неслыханного грешника, Байрон с негодованием порвал все связи с прежней жизнью и отечеством. Борьба одинокой личности с целым обществом наполнила его презрением и негодованием. Если в первом путешествии он мог, покидая Англию, испытывать чувства, выраженные в знаменитом прощании Гарольда, то теперь они превратились в мятежный протест и проклятия. Никогда не вернется он на родину, даже мертвым он не нашел бы в ней покоя. В таком состоянии духа Байрон навсегда покинул Англию в 1816 году.

Несколько лет, прожитых Байроном в Швейцарии и Италии, оказались чрезвычайно плодотворными. В Швейцарии создана третья песня «Чайлд- Гарольда». В поразительной глубине она отразила душевный кризис и просветление поэта, величественную красоту натуры, воспоминание и заветы великого прошлого. В своем влиянии этих возрождающихся начал созрел выход не в сторону властного и горделивого индивидуализма, а в служении высшим и общим целям, к освободительной борьбе. В Швейцарии также был написан «Манфред» - первый опыт Байрона в области драмы, обставивший трагедию отчаяния и ничем неутолимой тоски, титанического подъема личности, мрачной энергии, ни перед чем не сдающейся, могучей альпийской оправой, среди которой бьется, трепещет, страдает сильный, высоко даровитый, но несчастный человек. В Швейцарии после посещения старой тюрьмы была создана поэма-монолог «Шиньонский узник», импровизированная во славу заточенного в ней когда-то мученика за идею.

В Италии написаны четвертая и последняя песнь «Чайлд-Гарольда», пластически воссоздавшая странствия Байрона среди итальянским красот и руин. Эти песни явились страстным призывом к освобождению, что вместе со сходным им по духу «Пророчеством Данте» явилось для реакционных правительств опасным революционным актом. Наконец, в Италии создано оставшееся недописанным, величайшее и заключительное творение – поэма «Дон Жуан».

В Италии же Байрон познакомился с графиней Терезой Гвиччоли, связь с которой стала наиболее известным его любовным похождением. Байрон познакомился с ней в Венеции. Замечательная красавица, с длинными золотистыми волосами, падавшими на плечи, она несла на себе явный отпечаток романтизма. При первой же встрече оба почувствовали сильное взаимное влечение – чувство, которому они остались верны до могилы. «Его удивительно благородные черты, звуки его голоса и неописуемое очарование, исходившее от него, делали его существом, оставлявшим в тени всех людей, которых я видела до сих пор», – вспоминала графиня. Поэт, конечно, не нашел в ней воплощение своего идеала, но она все-таки приближалась к нему. Однажды Байрон сказал: «Я очень ценю полных, плотных женщин, но у них редко бывают красивые и стройные пальцы, присущие идеальной женщине. Я люблю только простых, естественных женщин, но они обычно необразованы, а изящные и образованные, в свою очередь, неестественны. Таким образом, мое воображение должно само создать женщин, отвечающих всем моим требованиям». Тереза Гвиччоли, похоже, напоминала одну из таких женщин. Байрон замечал: «Ее разговор остроумен, не будучи легкомысленен. Не притязая на ученость, она прочитала лучших писателей Италии, она часто скрывает то, что она знает, из боязни того, чтобы не подумали, что она хочет тщеславиться образованием. Ей, может быть, известно, что я не выношу ученых женщин. Если у нее и синие чулки, то она заботится все-таки о том, чтобы их закрывало платье».

Замужество Терезы не препятствовало любовным свиданиям, так как 60-летний муж красавицы предоставлял ей полную свободу. В конце концов графиня поселилась на вилле своего возлюбленного, безнадежно скомпрометировав себя в глазах общества, так как нравственный кодекс итальянцев того времени допускал «друга» и даже именно его считал настоящим супругом, но только с тем условием, чтобы внешние приличия были соблюдены. Но Тереза Гвиччоли не могла поступить иначе. Она окружала свои отношения с поэтом поэтическим ореолом. Она решила, что отныне цель ее жизни – преданностью и любовью освободить благородного и даровитого человека от уз нечистых отношений и возродить в нем веру в истинную любовь.

Задача была нелегкая. Байрон всегда небрежно отзывался о женщинах. Он говорил: «В своих сочинениях, правда, я возвышаю женский пол, но делаю это так же как скульпторы и художники, создаю женщин такими, какими они должны быть. Положение наших женщин в обществе неестественно. У турок в этом отношении дела обстоят куда лучше. Они запирают их, но при этом женщины гораздо счастливее. Дайте женщине зеркало и сладости, и она довольна. Я страдал от второй половины человеческого рода, сколь помню себя. Наиболее мудры те, которые не вступают с ними ни в какие сношения. Рыцарское служение женщине, может быть, такое же жалкое рабство и еще более жалкое, чем всякое другое». Приковать к себе поэта, отличавшегося такими взглядами, для женщины – более чем подвиг. Заставить его отказаться от этого взгляда – подвиг еще более великий. Трудно сказать, успела ли Тереза Гвиччоли достигнуть последней цели, но что она сумела приковать к себе Байрона, не подлежит сомнению; по крайней мере, он питал к ней нежную страсть и относился с большим уважением.

К 1823 году скука, печаль, усталость, и жажда перемены мест вновь овладели Байроном. И тут открылось достойное его масштабу и кипучей энергии дело. Началось греческое восстание за освобождение от турецкого ига. Поэт по-своему симпатизировал Турции, ее традициям и нравам. Мысль об освобождении колыбели европейской культуры от иностранного владычества оказалась сильнее симпатий. К весне он снаряжает экспедицию, призванную способствовать делу греческого освобождения. Как всегда это бывает, реальность мало походила на мечты, грезившиеся издалека. В греческом стане не утихали интриги и грызня между вождями, не было настоящих специалистов в военном деле и оружия. Греки видели в Байроне наивную английскую дойную корову, и каждый норовил забраться к нему в карман. Собственно, продавались все: наемники с турецкой стороны за деньги предлагают сдать ему город, им подконтрольный. Наемники с греческой стороны грозятся бросить свои позиции, если им не заплатят. В такого рода мелких и пошлых волнениях проходили последние дни поэта в затхлом поселке под название Миссолонги. Во время верховой поездки по окрестностям Байрон простудился и слег, чтобы уже никогда не подняться. Смерть наступила 19 апреля 1824 года. Байрону было всего 36 лет – классическая роковая дата для всего рода Байронов.

Принято считать, что причина смерти – лихорадка. Но четыре медика, собравшиеся вокруг ложа поэта, после того, как отлетел его дух, посчитали иначе. Перед тем, как начать вскрытие, они залюбовались на минуту необыкновенной красотой его лица. Естественно вьющиеся волосы были совсем седыми; лицо сохранило саркастическое и надменное выражение. Когда вскрыли череп, они поразились тому, что мозг оказался, как у старого человека. Твердая оболочка мозга приросла к костяному покрову и была воспалена, мягкая оболочка, налитая кровью, была похожа на воспаленную сетчатку глаза. Сердце и печень оказались в дурном состоянии. Медики пришли к заключению, что если лорд Джордж Байрон и одолел бы лихорадку, он все равно прожил бы недолго.

Горю греков не было предела, турки приветствовали избавление от великой опасности салютом из пушек. Национальные деятели желали похоронить поэта в Афинах, в храме греческого героя Тесея, но мысль о возврате в Англию взяла вверх. Английская мстительная нетерпимость выразилась в отказе принять прах Байрона в Вестминстерском аббатстве, в «Уголке поэтов», где собрано все великое и светлое в национальной мысли и творчестве. Байрон тихо и скромно похоронен был вблизи прежнего своего родового поместья Ньюстеда. Могильная плита скрыла его трепетное, бурное существование; но его поэзия и жизненный подвиг, пробившийся от властного индивидуализма к высокому, самоотверженному альтруизму и преданности дело освобождения, остались навсегда живительным заветом мысли и творчества, долго отражаясь по всей Европе в движении «байронизма».

Привожу наиболее известные краткие высказывания Джорджа Байрона:


«Горе - учитель мудрецов»

«Дружба - любовь без крыльев»

«Ложь - это замаскированная правда»

«Мысль – это ржавчина жизни»

«Общество - цивилизованная орда, состоящая из двух могущественных племен: надоедающих и скучающих»

«Прошлое – лучший пророк для будущего»

«Энтузиазм – это не что иное, как духовное опьянение»