Однако "мещанин" не был бы самим собой, если бы и по отношению к иерархии не выступал одновременно и хранителем, и колебателем ее. Та ниша, которую занимает 3-я Воля в прозреваемой ею иерархии, - это клетка, со всеми вытекающими из этого обстоятельствами удобствами и неудобствами; она - панцирь и тюрьма, щит и тиски. Табель о рангах не дает "мещанину" падать ниже положенного места, но он же не дает ему подняться выше его. Поэтому 3-я Воля - и хранитель, и колебатель чиноначалия. Разница в том, что чем ниже судьба помещает "мещанина", тем более он колебатель, чем выше - тем более хранитель. Этим обстоятельством, кстати, можно объяснить эволюцию многих политических деятелей, начинавших свою карьеру крайними радикалами и заканчивавших ее крайними консерваторами.
Однако, по большому счету, всякий "мещанин" по делам своим больше устроитель иерархии, тогда как в мечтах - более разрушитель. Дело в том, что претворить разрушительные мечты в дело ему мешает хроническая неуверенность в себе - боязнь, что несвязанное путами чинов свободное парение не только не поднимет его вверх, а, наоборот, уронит на дно общественной жизни. Поэтому, поразмыслив на досуге, он решает, что надежнее не рисковать и оставить все как есть.
3-я Воля любит и ненавидит Власть. И больше любит, чем ненавидит. В подсознании "мещанина" Власть мистически отождествляется с Волей, а так как у него самого воля уязвлена, то "мещанин" испытывает к носителю власти чувство, похожее на то, что испытывает старый туберкулезник к юной, дебелой, розовощекой крестьянке.
3-я Воля завидует, ненавидит и в тоже время бессознательно и почти бескорыстно льнет к Власти, норовит подольше побыть в Ее поле. Пушкин, автор очень радикальных стихов, по словам его лучшего друга, "имел какую-то жалкую привычку изменять благородному своему характеру и очень часто сердил меня и вообще всех нас тем, что любил, например, вертеться у оркестра около Орлова, Чернышева, Кисилева и других: они с покровительственной улыбкой выслушивали его шутки, остроты. Случалось из кресел сделать ему знак, он тотчас прибежит".
Через бессознательную и почти бескорыстную любовь 3-й Воли к Власти легко объясняется один давний и, кажется, неразрешимый исторический парадокс: как ни бывал жесток тиран, как бы методично ни косил головы своего окружения, место вокруг него никогда не пустовало. Удивительно, но всегда находились камикадзе, жаждущие своими телами заполнить бреши в постоянно прорежаемой свите тирана, ради краткого мига пребывания в чертогах власти. Эта тяга сродни сомнамбулизму, сродни силе, необоримо влекущей бабочку к огню. Власть как зримое выражение воли - единственное, что по-настоящему 3-я Воля любит и ради чего готова на любые жертвы.
Вместе с тем "мещанин", при всей своей любви к власти, склонен к занятиям скрытым саботажем, тайной фронде, юродству, демонстрации ложного смирения и внешнего равнодушия к власти. И такое двойственное отношение к власти нередко шокирует окружающих. Как писал один из современников поэта: "Пушкин составлял какое-то загадочное, двуличное существо...Он был и консерватор, и революционер."
3-я Воля прекрасна в роли подчиненного. Ей вообще удобней быть при принятии решений ведомым, а не ведущим, поменьше брать на себя ответственность. Вальтер Шелленберг, шеф нацистского СД, так описывал свои первые впечатления от зрелища ставшей ему позднее родной организации: "Все большее восхищение вызывало во мне беззвучное взаимодействие всех шестерен невидимого, как мне казалось механизма, открывавшего передо мной новые двери, командуя мной при этом как безвольной куклой." Но не в покладистости главное достоинство 3-й Воли как служаки. Достоинство в том, что она не тупо и прямо исполнительна, а исполнительна артистично. Будучи искательным, предупредительным, "мещанин" служит не за страх, а за совесть. Как подсолнух за солнцем, следит он своим внутренним оком за начальством, стремясь исполнить даже невысказанные его пожелания. Ловя тонкой мембраной своей ранимой Воли любые исходящие от босса флюиды, "мещанин", играя на опережение, часто преподносит ему то, чего он не ждет, не успел или постеснялся прямо сформулировать.
Насколько хороша 3-я Воля в качестве подчиненного, настолько ужасна она в роли начальника. Первое, что делает деятельность "мещанина" на посту босса малоплодотворной, так это обусловленные, конечно же, характером, или, лучше сказать, слабохарактерностью, непоследовательность, половинчатость, двусмысленность его решений. По-моему, лучшую характеристику 3-й Воле на посту начальника дал Сперанский, говоря об Александре I: "Вы знаете подозрительный характер государя. Все что он делает, он делает наполовину. Он слишком слаб, чтобы править, и слишком силен, чтобы быть управляемым."