Неуправляемость - наиболее ранняя примета 1-й Воли. Дети-"цари" самые упрямые, самые трудные дети на свете. Договориться с ними практически невозможно, насилие не действует, слезы бесполезны. Семи лет от роду Карл XII Шведский, будучи выведен из отцовского кабинета, потому что пришел час совещания министров, сначала долго и упорно стучал в закрытую дверь, а потом просто с разбега врезался в нее головой; окровавленного, без сознания мальчика, конечно, внесли в кабинет, хотя делать ему там было нечего.
В детстве даже прямая, очевидная личная выгода не делает 1-ю Волю покладистой, она бунтует хронически, с поводом и без, в самых различных формах. Описывая свое детство, Сальвадор Дали рассказывал: "Дитя-король обернулся анархистом. "Наперекор всему и всем!" стало моим девизом и руководством к действию. В детстве я всегда поступал не так, как все, но не задумывался над этим. Теперь же я осознал исключительность своего поведения и стал нарочно поступать против всех ожиданий. Стоило кому-нибудь сказать: "Черное!" - как я парировал: "Белое!" Стоило кому-нибудь приподнять приветственно шляпу, и я не упускал случая публично плюнуть и выругаться. Я ощущал себя настолько другим, что всякое случайное совпадение моих действий с чьими-то повергало меня в транс - я мог разрыдаться от ярости. Я не такой, как все! Я - другой, чего бы мне это ни стоило, я не похож ни на кого и ни в чем! Я - один-единственный! Слышите - один!"
С возрастом, правда, фронда 1-й Воли становится осмысленнее, она перестает бунтовать по мелочам и в прямой вред себе. Но неуправляемость как таковая остается нормой "царского" поведения, множа ряды путчистов, правокачателей, реформаторов, сутяг, анархистов, раскольников, махровых реакционеров и не менее махровых радикалов всех мастей.
Спросим себя: хороша ли или плоха неуправляемость 1-й Воли? Как говорят, наши недостатки - продолжение наших достоинств. Поэтому и присущий 1-й Воле бунтарский дух обоюдоостр. С одной стороны, он жизненно необходим обществу, он - тот оселок, на котором постоянно оттачивается тупеющее, коснеющее общественное сознание; неслучайно Сократ говорил о себе, что он приставлен к Афинам "как овод к лошади, большой и благородной, но обленившейся от тучности и нуждающейся в том, чтобы ее погоняли." 1-ая Воля - враг всего обыденного, привычного, банального и в этой вражде заключается главная ценность ее для общества.
С другой стороны, самоценность бунтарства часто заводит 1-ю Волю в стан реакции, заставляет грести против течения, писать против ветра, насиловать явь. Возвращаясь к Сократу, сравнившему себя с оводом, можно сказать, что "царь" - овод, который жалит все зады, независимо от того, нуждаются они в этом или нет. Поэтому дилемма: кто 1-я Воля - благородный бунтарь или пустой фрондер неразрешима; он - и то, и другое, и все вместе в зависимости от обстоятельств.
Если "царь" религиозен, а зачастую так оно и бывает, то мятежный дух создает для 1-й Воли дополнительные трагикомические и неразрешимые трудности в ее отношениях с Богом. Невозможно понять, как удалось Горькому подсмотреть эту драму в душе Толстого, но, факт остается фактом, увидел и описал: "Мысль, которая, заметно, чаще других точит его сердце, - мысль о Боге. Иногда кажется, что это не мысль, а напряженное сопротивление чему-то, что он чувствует над собой...С Богом у него очень неопределенные отношения, но иногда они напоминают мне отношения "двух медведей в одной берлоге"». Удивительно верно и не к одному Толстому относимо. Названная Горьким проблема - общая драма мистически настроенной 1-й Воли.
С одной стороны, обычная религиозная картина, где Господь Вседержитель произвольно творит суд и расправу над нижним, тварным миром, - бальзам на сердце "царя", так как тем самым освящается и подпирается высшим авторитетом творимый "царем" домашний и общественный произвол. Но с другой стороны, утверждая собственное монархическое кредо со ссылкой на Высший монархический принцип, "царь" вместе с остальным тварным миром сам подпадает под Господню невидимую юрисдикцию, чего его мятежная душа снести никак не может. Атеистический бунт случается у 1-й Воли иногда в самом нежном возрасте и носит очевидно бессознательный характер. Например, когда маленького Тулуз-Лотрека первый раз привели в церковь, он тут же закричал: "Я хочу пи?сать! Да, я хочу пи?сать здесь," - и несмотря на уговоры родных, немедленно омочил церковные плиты.
Таким образом, из религиозного раздвоения 1-й Воли и получается то, что Горький очень метко назвал отношениями двух медведей в одной берлоге. Богостроительство и богоборчество чудесным образом уживаются в душе "царя", то веселя ее, то угнетая. И это навсегда. Ни полного примирения с Богом, ни полного развода с Ним у мистически настроенной 1-й Воли не бывает.
