Но однажды я почувствовал, что моей персоной заинтересовался не простой комар. Легко, стремительно влетев в комнату, он без колебаний и лишних раздумий прямо устремился на меня. Безапелляционная прямолинейность его поведения создавала впечатление, что он не имел и тени сомнения в своем праве сосать мою кровь. Я, категорически не согласившись с этим и в то же время не найдя в себе душевных сил для открытой борьбы, трусливо накрылся одеялом. Комар, деловито треща крыльями, подлетел и уселся на одеяло. Не берусь объяснять, откуда взялось это чувство, но казалось, что это крошечное существо буквально меня попирает. Недолго постояв так, как бы обозревая свои владения, он стал перепархивать с места на место, неспешно погружая свой длинный носик в складки и ямки одеяла, в тщетной надежде добраться-таки до моих вен. Я лежал ни жив-ни мертв, хотя сомневаться в толщине одеяла не было причин. Но тут царственный комар допустил промах: по раздраженно-паническому треску его крыл я понял, что мой мучитель переусердствовал и провалился в одну из складок одеяла. Боже, кто бы знал, с каким наслаждением я, Эверест в сравнении с комаром, давил это крошечное, но крайне самоуверенное создание. Позднее, конечно, пришел стыд за наслаждение, при этом испытанное, но я до сих пор не могу с полной уверенность сказать, что борьба тогда была неравной. Вот какой эффект может вызвать явление 1-й Воли, даже если она из другого, несопоставимого уровня и мира.
К данной сугубо личной истории прибавлю сходно звучащий исторический анекдот. Когда назначенный главнокомандующим Итальянской армией, еще никому не известный, генерал Бонапарт прибыл в ставку, первым делом он решил собрать военный совет. Скоро в кабинет командующего вошли не уступавшие в звании Наполеону офицеры - красавцы, богатыри, рубаки, на фоне которых маленький, худой, желтолицый Бонапарт явно не смотрелся. Командующий встретил их со шляпой на голове, не стали обнажать голов и другие генералы. В ходе разговора Бонапарт снял шляпу, они последовали его примеру, но через минуту он снова надел шляпу и так при этом посмотрел на окружающих, что никто не решился повторить его жест. Позднее, когда военный совет закончился, богатырь, храбрец Массена пробормотал: « Ну нагнал на меня страху этот малый." Вот еще один, может быть, не столь мистичный пример явления 1-й Воли.
Главное, с чего следует начать анализ психологии 1-й Воли, заключается в том, что она рождается с двухслойной картиной мироздания. В подсознании "царя" весь космос и все его элементы выстроены в простую иерархию из двух ступеней: верха и низа. Все сущее поделено на горний и дольний миры, небо и землю, на избранных и званных, на власть и народ, на пастырей и пасомых, домохозяев и домочадцев и т.д. При этом замечательной особенностью психологии 1-й Воли представляется то, что она от рождения чувствует себя причастной ни к какой-то иной, а именно к высшей, элитарной, исключительной, избраннической ступени этой двухступенчатой модели. Толстой писал: "Есть во мне что-то, что заставляет меня верить, что я рожден не для того, чтобы быть таким, как все". И спустя десятилетия Толстому вторил Сальвадор Дали: "Еще с самого нежнейшего возраста у меня обнаружилась порочная склонность считать себя не таким, как все прочие смертные."
Предчувствие 1-й Волей своего избранничества - не просто смутное ощущение, тайно живущее в человеке, - это программа, характер, образ и смысл жизни индивидуума. Оно - нечто, воплощающееся во всем, что делает, думает и чувствует "царь".
Принадлежность к высшему из двух миров вносит некоторые коррективы в представления 1-й Воли о нормах права и этики. "Царя" ни в коем случае нельзя назвать существом аморальным, он чтит закон и не любит нарушать сложившиеся в обществе нормы, но некоторая раздвоенность, связанная с двухступенчатой картиной мироздания, в этике и праве 1-й Воли присутствует. Безусловное исполнение всех правил, по ее мнению, необходимо для существ, принадлежащих ко второму, низшему миру. Что касается существ высшего мира, то для них соблюдение норм права и морали должно, но не безусловно, а постольку-поскольку, и есть ситуации, когда высшая целесообразность дозволяет их нарушение. Мотивировки здесь находятся самые разные, но в итоге всегда оказывается, что конечная цель аморализма 1-й Воли - власть, карьера, самоутверждение. Поэтому, когда Лютер говорил, что «Церкви ради и для пользы дела нечего бояться и крепкой доброй лжи», а Ленин писал, что ради победы мировой революции "надо....пойти на все и всякие жертвы, даже в случае надобности - пойти на всяческие уловки, хитрости, нелегальные приемы, умолчания, сокрытие правды.."., то, в лучшем случае, оба впадали в самообман - все это было нужно лично им ради удовлетворения собственного честолюбия.
С двухступенчатой картиной мироздания в сознании 1-й Воли связана еще одна любопытная, многих обманывающая черта поведения "царя": его мнимый демократизм. Дело в том, что 1-я Воля действительно относится к окружающим ровно, не различая чинов и званий. Однако источник этого явления не в природном демократизме, а в простоте живущей в ее душе картины: есть только верх и низ - а более сложные иерархические построения произвольны и лукавы.
