Плаксивость - наиболее ранняя примета 1-й Эмоции. Однако нормальная для ребенка-"романтика" реакция слезами на кризисы и давление извне редко бывает правильно понято окружающими и порождает презрительные характеристики типа: "плакса-вакса" ,"рева-корова" и т.д. А так как с годами у "романтиков" в порядке функций ничего не меняется, то постоянное третирование по этому поводу способно навязать им что-то вроде комплекса эмоциональной сверхполноценности. Одна женщина с таким "комплексом" писала психиатру: "Плачу над книгами и в кино, плачу при звуках оркестра, слушая песни. Достаточно увидеть по телевизору девочку в веночке...Малейшие неприятности - и опять слезы. Я сама себя уже стала ненавидеть за них, они въелись в мой голос, чувствую себя какой-то дефективной". Думаю, утешением автору письма может послужить то обстоятельство, что она в своих страданиях не одинока, и даже великие люди часто не могли справиться со своей плаксивостью. Например, у Максима Горького дня не проходило без слез, а при чтении стихов, даже очень плохих, он плакал просто в обязательном порядке.
Об обстоятельствах, которые способствуют увеличению дистанции между реальностью и эмоциональной реакцией на нее, будет сказано ниже. Сейчас важно отметить, что диагноз "маниакально-депрессивный психоз", а равно его бытовые аналоги "плакса", "истеричка", "нюня", "кликуша", "рева" и т.д. следует изъять из употребления, потому что отсутствие знака равенства между фактом и эмоциональной реакцией на него, может быть инкриминировано огромному большинству человечества, которому сама природа предопределила быть обладателем избыточной 1-й Эмоции.
Подозрение в недееспособности "романтика" возникает у окружающих еще в связи с неистребимой тяги его к мистике. Диапазон мистических настроений 1-й Эмоции огромен, но к какому бы из мистических направлений ни примыкал "романтик", главным для него остается недостоверность доводов рассудка и безусловная вера в достоверность переживаний. Точнее, дело здесь обстоит несколько более сложно. Для 1-й Эмоции мало одного голого постулата о превосходстве чувства над разумом (как в раннем неоплатонизме). Гораздо важнее обладание непротиворечивой, достаточно убедительной по своей образности, художественной структурой. А претендует ли эта структура на какое-либо интеллектуальное оформление или вообще без него обходится - не суть важно.
Возьмем для примера, астрологию, тайным или явным адептом которой почти всегда является "романтик". Хотя делались и делаются попытки научного оформления астрологии, она явно в нем не нуждается и на него никак не опирается. И понятно почему - не здесь ее сила. Сила астрологии в ее собственной художественной структуре, где имена латинских богов, присвоенные планетам солнечной системы, в сочетании с таинственными образами знаков Зодиака строят гигантские подмостки неисчерпаемого и яркого космического театра. Шлейфы смыслов за каждым из римских богов и за каждым их сочетанием, помноженные на шлейфы смыслов и толкований зодиакальных знаков, создают калейдоскоп, крутить который можно до бесконечности без риска повторения и без страха перед зрительской скукой.
Поэтому твердо можно сказать, что астрология неистребима. Ни силовые методы (к которым прибегали некоторые римские императоры), ни рациональные доводы в борьбе с ней не помогут. Убить астрологию можно только, "расхудожествив" ее. Будучи художественно раздета, она умрет мгновенно, но астрологи мало походят на самоубийц, и, значит, с астрологией и с мистикой вообще придется мирится, как приходится мириться с погодой.
Вера - это специфическая эмоционально-мистическая форма того, что у рационалистов принято называть "знанием", и она будет жить на земле, пока живы эмоционалы. В заключение кратко, и не отвлекаясь на частности, отметим типичное для 1-й Эмоции затруднение: она от природы мистична и является главным создателем и потребителем религий, магий, суеверий, а равно любых других, претендующих на абсолютность художественных знаков и знаковых систем. Что не всегда находит понимание со стороны окружающих, с другим порядком функций, и создает впечатление о "романтике", как о фигуре, в лучшем случае вздорной, в худшем случае - безумной.
О почерке "романтика". Достаточно взглянуть на почерк Пушкина и Пастернака, чтобы представить себе общие контуры почерка 1-й Эмоции. Разумеется, искусство каллиграфии ныне в упадке, и почерка, подобного пастернаковскому, не говоря уже о пушкинском, не встретишь, тем не менее, единство принципов написания сохраняется. Во-первых, размашистость, протяжность почерка: между элементами письма много воздуха и концы букв, направленные вверх и вниз, чрезмерно удлинены (вероятно, поэтому Ахматова называла почерк Пастернака "летучим"). Во-вторых, почерку 1-й Эмоции присуща декоративность: лишние черточки, хвостики, завитки - одним словом, элементы, необязательные для передачи информации, но придающие письму внеинформативную эстетическую значимость.
Эмоциональная избыточность явственно проглядывает и в пунктуации "романтика". Он любит сильные, острые по своей выразительности знаки, такие, как тире и восклицательный знак, и также часто злоупотребляет написанием слов с большой буквы. Кто-то хорошо заметил, что Горький метал тире, как молнии. Действительно, пунктуация Горького - ярчайший пример "романтической" манеры письма.
