Будучи, казалось, абсолютно лояльным Наполеону, Мюрат после женитьбы на сестре императора и восшествия на неаполитанский трон стал вести себя как-то двусмысленно, начал, вопреки своей 4-й Воле, странно колебаться. Объяснить себе эту метаморфозу императору, знавшему Каролину Бонапарт с детства, не составляло труда. Он говорил: " У королевы в мизинце больше энергии, чем во всем короле... У него доброе сердце; в глубине души он любит меня больше, чем своих лаццарони. Когда он меня видит, он мой, но вдали от меня он, как все бесхарактерные люди поддается тому, кто ему льстит и подлаживается к нему... Его жена честолюбива и вбила ему в голову тысячу безумных затей: он хочет владеть всей Италией". Таким образом, Мюрат оказался между мощными волями шурина и жены, как между молотом и наковальней, и полностью подчинялся тому, кто находился вблизи.
Когда же вблизи не было никого из них, Мюрат просто терял голову. Так, например, случилось, когда Наполеон оставил на него обсевки Великой армии, выбиравшейся из России. Под давлением обстоятельств и напористых генералов, он быстро скис и бежал, тем довершив разгром. Но как ни сваливал потом Наполеон вину за последнюю беду на Мюрата, он сам был виноват, потому что император специально назначил, вопреки воле армии, командующим Мюрата и тем сознательно обрек остатки ее на уничтожение, лишь бы лавры спасителя не достались его пасынку, принцу Евгению.
После первого отречения Наполеона Мюрат стал кидаться во всякого рода авантюры, с удивительным постоянством заканчивающихся для него полным крахом. Так продолжалось до тех пор, пока у стены неаполитанской тюрьмы в жизни старого служаки, приговоренного к расстрелу, не была поставлена последняя точка. Но как бы мы ни жалели знаменитого храбреца и рубаку, в гибели Мюрата чувствуется некая система. Все наполеоновские маршалы, в чьем психотипе просматривается 4-я Воля (Груши, Бертье, Ней, Мюрат), благополучием финала своей жизни похвастаться не смогли.
Среди известных политиков к "борджа" с большой долей вероятности можно отнести польского короля Сигизмунда II Августа и американского президента Уоррена Хардинга. Правление Сигизмунда поляки относят к одному из самых блестящих периодов своей истории, правление Хардинга американцы считают национальным позором, но, по мнению историков, у первого в том нет личной заслуги, а у второго - личной вины. Оба они были игрушками в руках своего окружения, и их политическое лицо грубо, но точно обрисовано отцом Хардинга, как-то сказавшего сыну: «Уоррен, если бы ты был девицей, ты вечно ходил бы на сносях. Ты просто не умеешь сказать "нет"". Вспомнив судьбу Лукреции Борджа, такую аттестацию нельзя не признать в высшей степени прозорливой.
Бонапарт сам определил порядок своих двух первых функций, когда заявил: « На свете есть лишь две могущественные силы: сабля и дух. В конечном счете дух побеждает саблю". "Дух", в данном случае, конечно, синоним Воли, а "сабля" - метафора Физики. Поэтому, называя "дух" и "саблю" самыми могущественными силами в мире, Наполеон просто указывал на то, что у него Вверху, а отдавая из этих двух предпочтение "духу", называл свою Первую функцию, т.е. у Наполеона были 1-я Воля и 2-я Физика, о чем он, если не знал, то, судя по приведенной фразе, догадывался.
Хотя надо сказать, что и без добровольного признания императора, его 1-я Воля видна невооруженным глазом. Поразительная простота, бестрепетность и естественность, с какими он занимал командные посты, вплоть до императорского, ясно указывают на "царственное" его происхождение. Одна история как он, играя в карты, умудрялся не замечать, что некий немецкий князек успевает на лету целовать его руку, чего стоит.
Из "царственного" по природе характера Наполеона, вместе с тем не следует, что власть ничего не меняла в его поведении, проще говоря, его не портила. Заняв начальственное положение, Бонапарт разрешил себе хамить, хамить даже женщинам, чего прежде за ним не замечалось. Биограф, специально занимавшийся отношением Наполеона к женщинам, писал: « Он мог их иногда публично поставить в самое неловкое положение. Во время приемов дама со страхом ждала того момента, когда император заговорит с ней. Он делал им нелестные комплименты по поводу их туалета и выдавал перед всеми их тайны. Это была его манера исправлять нравы при дворе. Молодая девушка могла ожидать, что ее спросят, сколько у нее детей. Молодых женщин он мог спрашивать, в котором месяце счастливого ожидания они находятся, а старым дамам он говорил в глаза, что они, по всей вероятности, будут не долго сбираться на тот свет. Если дама была некрасива или не в его вкусе, то он говорил ей, когда она представлялась ему: « Боже мой, мадам, мне говорили, что вы недурны собой..."»
Будучи крайне самолюбивым, Бонапарт менее всего склонен был щадить самолюбие других. Единственной любимой женщине, Жозефине, он с удовольствием, в деталях описывал свои измены и в ответ на ее слезы заявлял: "Я не такой человек, как другие, и общепринятые законы морали и благопристойности неприменимы ко мне." Так, если не говорит, то думает любой обладатель 1-й Воли. Хотя в данном случае подобное поведение, похоже, являлось еще и местью за незаживающую рану от рогов, поначалу наставленных Наполеону женой.
